В каждом человеке есть дух — высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к Творцу, характеризующая человека и отличающая его от всех других живых тварей наземных. Можно сию силу ослаблять в разных степенях, можно криво истолковывать её требования, но совсем её заглушить или истребить нельзя. Она неотъемлемая принадлежность нашего человеческого естества.
Когда видите, что вас чернят, принимайте то как целительные грязи.
Какая страсть не болезненна? Гнев жжёт; зависть сушит; похоть расслабляет; скупость есть и спать не даёт; гордость оскорблённая убийственно снедает сердце; и всякая другая страсть: ненависть, подозрительность, сварливость, человекоугодие, пристрастие к вещам и лицам — своё причиняет нам терзание; так что жить в страстях то же, что ходить по ножам или угольям босыми ногами или быть в положении человека, у которого змии сосут сердце. И опять, у кого нет страстей? У всякого есть. Коль скоро есть самолюбие, все страсти есть, ибо оно есть матерь страстей и без дщерей своих не бывает.
Курить или не курить, есть дело безразличное, по крайней мере, наша и общая совесть считает это таким. Но когда некурение связывается обещанием, тогда оно вступает в нравственный порядок и становится делом совести, неисполнение которого не может не мутить ее.
<...>
На что вязать себя обетом? Говорить надо: «Постой, дай-ка попробую бросить, Бог даст слажу». Встречали вы у святых старцев совет: не вязать себя обетом? Вот таких именно дел это касается.
Занятие пустыми мыслями рождает и дела суетные, а занятие добрыми мыслями рождает и добрый плод.
Жалеете об уединении деревенском. Надо бы жалеть, если бы переезжали в маленький городок; а в Москве удобнее сохранить уединение даже более, чем в деревне. Там всяк занят собою и до других дела нет. Улицы полны народа; но вы можете шествовать по ним, как по пустыне.
К чему больше лежит сердце, о том и речь охотнее течет.
Благодетель привлекает, воля Его становится законом для облагодетельствованного.
Лицемерие начинается с того момента, когда является намерение не добро делать, а показать только себя делающим добро.
Все завтра да завтра, — совесть устает толковать все одно и то же и, наконец, замолкает. А тут начинают приходить мысли, что и так можно оставить. Мысли эти крепнут, а затем и навсегда устанавливаются.
Борись, и не падешь. Падает только тот, кто не хочет бороться.
Не говорите: «Не могу». Это слово — не христианское. Христианское слово: «Вся могу». Но не сам по себе, а об укрепляющем нас Господе.
Делайте свое, а как другие на вас смотрят, не считайте того важным. Ибо верен суд только Божий. Люди же и себя плохо знают, тем более других.
Хорошо ты делаешь, что всё дома. Худо, когда кто в семье своей не находит себе счастья. Если находишь, благодари Господа. Но постарайся, чтоб всегда так было. Искусство одно: всякий день начинать так, как бы он был первый после свадьбы.
Наконец, выходя вовне, не должно выносить сора. Внешние пусть и знают только внешнее. Что бывает внутри, то должно быть священною для всего дома тайною. Надо и словом и делом защищать честь своего дома: сам не срами его делом худым, не говори худого, защити, когда слышишь что. Богом же благословенная честь дома — это благонравная, чистая и благочестная жизнь всех членов его всем ведомая и всех с уважением и доверием обращающая к ним.
Надо уметь разделять себя на самого себя и врага, кроющегося во мне.