Боязнь высоты — недоверие к себе, ты сама не знаешь, когда можешь вдруг прыгнуть.
Маки сочатся чистым блаженством. Ты и я, это сладкое поле боя.
— Ты рисковала жизнью, чтобы увидеть меня? — Этой причины тоже вполне достаточно!
– Если ты думаешь, что он разговаривал с тобой, ты заблуждаешься! Эти существа потому и были наняты нашими предками, что инстинкт убийцы у них намного сильнее доводов разума! Их невозможно убедить, напугать или отговорить! – Очень удобно!
– На что ты надеешься, Ингрид? – спросил Кеннет, без труда поняв о чем, думает его сестра. – Мир изменчив, мой дорогой! И если тебе не на что надеяться сегодня, это еще ничего не значит, – только и ответила она ему.
– Так почему ты не защищаешься? – повторила она свой вопрос таким ласковым голосом, что Ингрид почувствовала себя не в силах ей врать или увиливать. – Я не умею, – ответила она. – Как такое может быть? – Я не знаю боевой магии. Эльмаренцы говорят, что чем больше человек защищает себя сам, тем меньше его защищает мир. И наоборот. – Зачем же ты вчера согласилась на поединок? – Отказаться – значит проявить недоверие. Как только ты начинаешь не доверять, ты разрываешь связь со своим миром. И вы перестаете быть одним целым.
– Ты не боишься смерти? Ингрид опять задумалась: – Смерти не боюсь. Скорее, боюсь боли. Ты все-таки намерена меня убить? Диана задумчиво смотрела на нее. – Этот вопрос я задавала себе всю ночь.
– Мама, я хочу, чтобы у моего единорога были крылья, – сказала Ингрид. – Как у ваших с Аароном пегасов, – добавила она Дарену. Дарен чуть не подавился печеньем: – Так ты хочешь единорога! – ошарашено произнес он. – Да и еще и крылатого! – Да, чтобы летать вместе с вами, – подтвердила Ингрид, понимая, что сейчас подвергнется еще большим насмешкам со стороны брата. – Мама, ты знала об этом? – почти возмущенно спросил Дарен. – Я догадывалась, – устало вздохнула Беатрис. – Но ведь нельзя хотеть единорога! – не унимался Дарен. – Никому из нас нельзя было хотеть единорога, потому что это невозможно! Ингрид удивленно раскрыла глаза, а потом прыснула со смеху: – Как это нельзя хотеть? Ты в своем уме? Кто же, если не ты сам, решаешь, чего тебе хотеть?
А Ингрид бросилась своему животному на шею. У нее не было слов, которые она могла бы сказать ему. Она просто обнимала его и плакала. Плакала от счастья, от того, что мир любит ее. От того, что этот мир продолжал оставаться самым прекрасным на свете, самым прекрасным и самым волшебным. В нем было по-прежнему все возможно.
Ты никогда не убивал женщин? Мы умираем так же, как и мужчины.