— Вот в Берлине, на самой высокой уцелевшей стене, я с огромной любовью напишу: «Развалинами Рейхстага удовлетворён». И можно ехать домой сады опрыскивать.
— Командир, когда вы будете в Берлине автографы оставлять, я вас очень прошу, посмотрите повнимательнее. Там уже будут наши подписи… первой эскадрильи.
— Да какая разница, браток: наши, ваши...
— И вообще там первым распишется рядовой пехотный Ваня. Да и по праву.
Ребята! Будем жить!
— Он приказал мне уводить всех. А я ведь ведомый! Я не должен был оставлять его одного!..
— Не казни себя. Приказы надо выполнять…
— Я покажу вам… п-педагогику!
— Хочешь жить — умей вертеться! Да, причесали мы «бубновых»!
— Лёшка, «мессер» на хвосте! Лёша! [атакует] Держись, Лёша! [сбивает «мессершмитт»] Горишь, бубновый!.. Иди, Лёшка, я их свяжу! Лёшка, уходи!
— Не-ет, теперь мы дуэтом споём, Серёга!
— У тебя же оружие, Лёшка!
— В порядке оружие, это я тебя купил!
— Ты Поныри помнишь? Болтуны… Привыкли говорить: «Немец трус, немец боится лобовой, обязательно отвернёт»! А мой не отвернул… Да так, что… плоскости поотлетали: крылышко влево, крылышко вправо. Очухался на земле — «Як» догорает, а у меня перед глазами… черешня цветёт.
— От войны не уйдёшь!..
— От себя не уйдёшь — вот что страшно.
— Товарищ командир, что с Вами? Вы целы?
— Краску давай… Звёздочки малевать!
— Какую краску? А, это я сейчас, мигом достану!
— «Достану»! Вечно у тебя… Свою надо иметь!!!
— Сколько рисовать, две?
— «Две»… Тут одного пока завалишь, запаришься.