Вендетта у русских людей прекращается так же внезапно и немотивированно, как началась. Вражда глохнет в цепи малоинтересных событий, как глохнет эхо в знойном крымском сосняке, как глохнут в бурьянах могилы на отечественных кладбищах.
<...> вместе с красными приходит новая, устроенная на иных основаниях действительность.
Остановившись на Дворцовой площади, Соловьев спросил себя, в какой степени является вымыслом собственно история. На главной площади империи такой вопрос казался вполне естественным.
— Да почему же вы, мать вашу, не стреляете?!!
<...>
— Потому что смерть не способна ничему научить.
На случай возможного отсутствия будущего он продлевал свою жизнь многократным переживанием прошлого.
<...> историки в большинстве своем — пессимисты, поскольку имеют дело преимущественно с покойниками. История — наука о мертвых, неожиданно заключал свое эссе русский профессор, в ней очень мало места для живых.
<...> во всяком подобии есть свой смысл: оно открывает иное измерение, намекает на истинную перспективу, без которой взгляд непременно уперся бы в стену.
Текст, как и бытие, не может существовать без оговорок.