Почему любопытству, иначе говоря честолюбию, которым испытывает нас давший нам жизнь, так трудно противиться? Знание — это власть, а душа человека тайно вожделеет всякой власти; помимо стремления добраться до сути, безудержный интерес к чужой истории и, что важнее всего, некий запрет возбуждают наш аппетит.
Наш ум ночью и он же при свете дня — совершенно разные инструменты мысли.
Преданность друга — это как благо, которого нельзя купить всеми вашими богатствами.
Не считайте своим другом того, кто друг вашим порокам; если вы восстаете на тех, кто указывает вам на ваши слабости.
Законы мы с вами чтим оба — ха-ха! — постольку, поскольку они служат нашему спокойствию, и не более того. Если эти законы начинают нам угрожать, тогда, конечно, дело обстоит по-другому.
Я жива тобою; и ты умрешь ради меня, ради моей любви.
Ты моя, ты будешь моей, мы будем с тобой вместе навечно.
Милая, твое сердечко ранено; не думай, что я жестокая оттого, что повинуюсь непреложным законам силы моей и слабости; вместе с твоим раненым сердцем кровоточит и мое. Изнемогая от страстного самоунижения, я погружаюсь в твою теплую жизнь, и ты умрешь, так сладостно умрешь, слившись со мною. Что будет, то будет: сейчас тебя влечет ко мне, а ты будешь, в свой черед, привлекать других и узнаешь жестокую негу, с которой любовь нераздельна.
Чистая и безгрешная, она умерла, уповая на посмертное блаженство.
Насколько же отлична, сэр, моя судьба от других. Есть люди хуже меня… несравненно, во всех отношениях хуже… и, черт их побери, они процветают, а я иду на дно. Это несправедливо!
Она привыкла не просить, а повелевать.
Боязнь заразительна, и у близких людей непременно появляются общие страхи.
Эта планета мне надоела, я не прочь перерезать себе глотку и попробовать пожить на другой звезде.
Любовь требует жертв. Жертвы требуют крови. Что за жертва без крови?
Жизнь наша — череда разочарований, инфлюэнций и приступов ревматизма.
Кто-то усмотрел в докторе сходство с привидением, заметив, что к обоим следует обратиться, чтобы они заговорили.
Как известно, тот, кто подслушивает, редко слышит о себе хорошее; подглядывающий тоже иной раз видит не то, что бы ему хотелось.
Когда ужас проникает в юный ум, воображение не обуздать — оно преодолевает границы возможного и правдоподобного.
Я не могла поверить, что он действительно мертв. Большинство людей, потрясенных до самых своих основ подобным ударом, на минуту-другую овладевает безумство неверия.
В натуре человека кроются особые силы, о которых мы не подозреваем, пока необходимость не вызывает их наружу.
... человеку, снедаемому лихорадкой тайной тревоги, достаточно пустяка, немногого, чтобы выйти из себя.
По всеобщему заблуждению нет ничего легче, чем вовремя собраться с силами; стоит только захотеть, и они появятся сами собой
Как же мы глупы и слепы; если, несмотря на наши отчаянные мольбы, нас постигает удар, то наша вера в силу молитвы бывает поколеблена; нам кажется, что наши слова не достигли ушей Всеведущего, не вызвали сострадательного отклика. Однако разве мы способны достаточно глубоко проникнуть в суть возвышенно-непостижимой, далеко спланированной игры, которая определяет судьбы наши и других людей, чтобы, сидя у доски, с уверенностью диктовать ходы?