... Она быстро пришла в себя и покорно опустила голову.
— Прошу простить меня, мой господин.
Его ладонь горела от пощечины, но это было ничто по сравнению с тем, как горела его совесть.
— Я рабыня.
— Можешь мне об этом не напоминать. Я знаю кто ты и что ты.
Она закрыла глаза. Нет, он не знает. На самом деле он совершенно ничего о ней не знает. Ничего самого важного.
... Он грустно улыбнулся и похлопал ее по руке.
— И вовсе не мне, и не Иакову, а Марии Магдалине Иисус дал возможность увидеть Себя после воскресения.
От слез Хадасса какое-то мгновение ничего не видела.
— Как мне обрести такую же силу, как у тебя?
Иоанн нежно улыбнулся ей.
— В тебе есть столько сил, сколько Бог дал тебе, и этих сил хватит для того, чтобы в тебе исполнилась Его воля. Ты только верь в Него.
— Бог говорил с Илией тихим шепотом, Марк. Это был спокойный и тихий голос. Это было веяние тихого ветра...
Марк вдруг почувствовал какой-то странный трепет внутри. Как бы пытаясь от него избавиться, он криво усмехнулся.
— Ветра?
— Да, — тихо сказала она.
... Без его разрешения я ничего в доме не могу сделать, а меня уже тошнит от этого. Как бы я хотела, чтобы моим отцом был Друз. Октавия может делать все, что ей нравится.
— Иногда такая свобода говорит не о любви родителей, а об ее отсутствии.
Мы все служим кому-нибудь или чему-нибудь, мой господин.
— Я рабыня.
— Можешь мне об этом не напоминать. Я знаю кто ты и что ты.Она закрыла глаза. Нет, он не знает. На самом деле он совершенно ничего о ней не знает. Ничего самого важного.
Неужели Рим так боится истины, что готов ее уничтожить?
Хадасса присела на склон холма. Она сидела уединенно, ни с кем не общаясь. Склонив голову, она сжала в ладонях выданные ей зерна. Чувства переполняли ее.
«Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих», — сокрушенно прошептала она и заплакала.