– Хорошо. Ясно ли вам, что страдание и есть та материя, из которой создан мир?
– Почему?
– Это можно объяснить только на примере.
– Ну давай на примере.
– Вы знаете историю про барона Мюнхгаузена, который поднял себя за волосы из болота?
– Знаю, – сказал шофер. – В кино даже видел.
– Реальность этого мира имеет под собой похожие основания. Только надо представить себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца, и кричит от невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, пикантность его положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
...–И что же твой Мюнхгаузен, боится отпустить свои яйца?
– Я же говорю, тогда он исчезнет.
– Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
– Верное замечание. Именно поэтому и существует общественный договор.
– Общественный договор? Какой общественный договор?
– Каждый отдельный Мюнхгаузен может решиться отпустить свои яйца, но... Но когда шесть миллиардов Мюнхгаузенов крест-накрест держат за яйца друг друга, миру ничего не угрожает.
– Почему?
– Да очень просто. Сам себя Мюнхгаузен может и отпустить, как вы правильно заметили. Но чем больней ему сделает кто-то другой, тем больнее он сделает тем двум, кого держит сам. И так шесть миллиардов раз. Понимаете?
– Тьфу ты, – сплюнул он, – такое только баба придумать может.
– И снова с вами не соглашусь, – сказала я. – Это предельно мужская картина мироздания. Я бы даже сказала, шовинистическая. Женщине просто нет в ней места.
– Почему?
– Потому что у женщины нет яиц.