Знаешь, хочется Апокалипсиса, чтобы глобальный переворот произошел. Вся эта мишура: бабло, статусы, должности, законы, указы, чтобы все это в один миг потеряло всякий смысл. И чтобы все с нуля, сначала!
Для меня эти источники света — мама, Ирка, ты... Хотя ты больше похож на бракованную лампочку.
— Да по сравнению со мной ты — никто.
— А ты кто? У меня есть лучший друг. Он из-за меня пулю получил. У меня есть любимая женщина, мама. Я знаю, что они меня любят. А тебя кто любит то, а? Не твои миллионы, а тебя именно. Кто из-за тебя под пулю встанет? Не за миллион, за ТЕБЯ. Так что это ты — никто. Вот сиди и молчи.
— Подбирайте, пожалуйста, выражения!
— А мы не лингвисты, и так сойдет!
— Пиши книжки без диплома.
— Слушай, я как-то об этом даже и не подумала... А так можно, да?
— А чего такого в нашей стране нельзя? Вон у нас без дипломов в депутаты идут, без прав машину водят, а от книги... кому будет плохо-то без этого писательского образования?
В нашей стране закон не уважают, так пусть хотя бы ментов боятся.
— Хорошая?
— Да-да, хорошая. Антошин, хорошая — это не только большие сиськи и длинные ноги, можно быть хорошей по-другому, понимаешь?
— Можно, конечно... Только это как-то безрадостно.
Послушай, если ты сделал всё, что мог, а случилось что-то плохое — в этом ты не виноват. Чувство вины гони от себя поганой метлой, а иначе... чокнешься!
А я думаю, что такое, а? Одним задницу заклеивают, других сомалийские пираты вербуют, а это весна! А я и забыл про неё!
— Я стал тем, кем стал, благодаря тому, что никогда никому ничего не прощал.
— Дерьмом ты стал. Дерьмом.
— Откуда ты знаешь, как это делать?
— Да, я вёл дела по угону.
— Ну и что, Серёг, я тоже смотрю сериал «Скорая помощь», но сердце пересадить не могу.
— Да, зато мозг вынести — запросто.
Поймите, тюрьма — это как институт, там еще и новые профессии осваивают.
— А я так и не могу эту игру понять.
— Смотри. Доска — это наш отдел. Офицеры — это Агапов с Черенковым. По пятницам по диагонали ходят. Кони — это наши опера. Ходят буквой «г». Ну и кроме этих ассоциаций больше ничего не вызывают. А это ферзь. Ферзь — фигура маневренная и очень важная.
— Зимина?
— Не. Ирка — король. За ним все охотятся... А ферзь — это Стасик Карпов. Мы — ладьи. Фигуры сильные, но обездвиженные из-за пешек, коней и офицеров.
Это теперь дело принципа. Когда меня куда-нибудь не пускают, мне ещё интересней становится.
— Я уже ничему не удивляюсь.
— Ну наконец-то. Ты взрослеешь, мальчик.
Послушай, моя дорогая, это у вас там «любовь», а дружба — это другое. Когда тебя прижмут проблемы, ты бежишь не к бабе за поцелуйчиками, а к друзьям за помощью! Вот так-то!