... он бросил взгляд на растерзанное тело и отвернулся, борясь с тошнотой. Он уже видел немало таких сцен, и мог бы давно привыкнуть. Но он боялся, что однажды ему станет все равно, и ярость уступит место равнодушию. Потому что именно ярость давала ему силы идти дальше, продолжать борьбу.
— Что за черт...? — Дин затормозил прямо посреди дороги.
Черный медведь обнюхал дверь, потянул носом воздух и толкнул ее, опустился на четыре лапы и начал спускаться по ступенькам вниз. Покачиваясь, он пересек заснеженный двор и направился в лес за домом. Дверь за ним захлопнулась сама.
— Из этого дома только что вышел медведь, — сказал Дин.
— Может он там живет.
— В смысле? Цирковой медведь? Вряд ли...
Поминая духов при свете дня, люди вообще не понимают, о чем говорят.
— В городе вообще есть, где остановиться? — спросил Дин.
— Конечно, — ответила Джулиет. — Если умерите запросы, то вам подойдет мотель «Приют в ненастье»...
— Прелестное название, — заметил Сэм.
— Тараканы там размером с лошадь, — невозмутимо продолжала она. — По крайней мере, так говорят.
— А другие варианты есть?
— Я бы посоветовала мотель «В конце пути».
— «В конце пути»? Окей, поищем его.
Реки текут, земля остается.
— Не слишком оживленный город? — спросил Дин.
— Не слишком. Если, конечно, не считать оживлением игру в лото в церкви по пятницам и телку, которая бродит по Главной улице.
— И говоря «телка», вы имеете в виду корову, — хмыкнул Сэм. — А не девиц, что крутятся возле актеров и политиков.
— Или актеров, которые ударились в политику, — подхватила Джулиет. — Нет, телочки тут самые настоящие, так что смотрите под ноги, когда будете искать приличный номер.
— Просто ты иногда так подставляешься, что тебя поддеть — все равно что у старика конфетку отнять. Никакого удовольствия.
— У младенца, — откликнулся Сэм.
Дин на секунду отвлекся от дороги и бросил на брата удивленный взгляд.
— Причем тут еще младенец?
— Проще, чем конфетку у младенца отнять, так говорят.
— А зачем вообще младенцу конфетка?
Сэм не ответил. В их спорах Дин часто любил обращать аргументы Сэма в свою пользу, и всегда радовался, когда удавалось оставить за собой последнее слово.