Когда всё было готово и конвейер заработал быстро и без сбоев, Эйхман «пригласил» проинспектировать его еврейских функционеров из Берлина. Они были поражены: «Это напоминало хлебозавод вроде тех, где мельница соединена с пекарней. В здание входит еврей, у которого есть хоть какая-то собственность — фабрика, магазин или счёт в банке, он движется по зданию от конторки к конторке, от кабинета к кабинету и выходит из здания без денег, без прав, но зато с паспортом, при вручении которого ему говорят: «Вы обязаны покинуть страну в течение двух недель. В противном случае вы будете отправлены в концлагерь».
Шафер предстал перед уголовным судом Германии после войны. За умерщвление газом 6280 женщин и детей он был приговорен к шести с половиной годам тюрьмы.
По свидетельству коменданта Треблинки Франца Штангла, «это был дантов ад. Запах стоял невыносимый. Повсюду сотни, нет, тысячи разлагающихся, гниющих трупов. Вокруг лагеря были палатки и горели костры, и группы украинских охранников и девиц-проституток, как я выяснил позднее, собравшихся здесь со всей округи, слонялись пьяными, пели и танцевали под музыку».
— Для Вас Холокост — просто тема, по которой нам может достаться вопрос.
— Нет! Нет! Но это история. Нужно дистанцироваться. Наш взгляд на прошлое меняется. Оглянувшись назад, вблизи мы ничего не увидим. А поскольку мы ничего не видим, нет ничего более дальнего, чем недавнее прошлое. И одна из задач историка — предвидеть, каким будет наш взгляд на этот период, даже на Холокост.