В каждой работе гения мы узнаем наши собственные, отвергнутые мысли; они возвращаются к нам с удивительным, чужим величием.
Добро и зло — не более чем пустые слова, которые не составит ни малейшего труда приложить к чему угодно; правильно только то, что отвечает моему складу, неверно — все, что ему противно.
Истина прекраснее, чем поддельная любовь.
Человек, в котором преобладает любовь к спокойствию, примет первое вероисповедание, первую философию, первую политическую партию, попавшуюся ему под руку. Большею частью всё это переходит к нему по наследству от отца. И ему достаётся покой, приволье, доброе имя. Но для истины от затворил дверь. Напротив того, тот, в ком первенствует любовь к истине, избегает якорных стоянок, а пускается в открытое море. Он оберегает себя от всякого одностороннего доктринерства, принимая к сведению и противоречащие опровержения. Он подвергается всем напорам сомнений, всем смутам неустановившихся мнений. Но он кандидат истины и почитатель высочайших законов своего бытия.
Никто не может познать то, что он ещё не приготовлен познать, как бы близко ни находился предмет от его глаз. Химик может безопасно сообщить плотнику свои самые драгоценные открытия, которые он ни за что на свете не поведает другому химику. Плотник от них не поумнеет и не разбогатеет.
Наш глаз устроен так, что он не заметит предметов, стоящих перед ним, пока ум ещё не приготовлен к их восприятию. Но когда мы их увидим, нам покажется сном всё то время, в которое мы их не видали. То же правило тесно связано и с обучением всякого рода. Человек поучает фактами, никак не иначе. Если он имеет дар сообщать, пускай поучает, только не словами. Наставление ничтожно до того часа, когда ученик дорастет до вас и будет в состоянии усвоить себе ваши начала. Тогда-то совершается истинное сообщение, и уже никакие жалкие случайности, никакое дурное товарищество не лишат вполне вашего ученика умственных и нравственных благодеяний, полученных от вас. В этом состоит воспитание. Прочие же уроки входят в одно ухо и выходят в другое.
Ибо для меня священным могут быть лишь одни законы — те, которые диктует мне моя природа.