— Ну-с, прекрасно, господа! Прекрасно! А теперь я желал бы знать ваше мнение ещё по одному предмету: какую из двух ныне действующих систем образования вы считаете для юношества наиболее пригодной и с обстоятельствами настоящего времени сходственною?
— То есть классическую или реальную?
<...>
— Господа, откровенно говоря, мы даже не понимаем вашего вопроса. Никаких двух систем образования я не знаю, а знаю только одну систему. И эта одна система может быть выражена в следующих немногих словах: не обременяя юношества излишними знаниями, всемерно внушать им, что назначение обывателей в том состоит, чтобы беспрекословно и со всею готовностью выполнять начальственные предписания! Ежели сии предписания будут классические, то и исполнение должно быть классическое, если же сии предписания будут реальные, то и исполнение должно быть реальное! Вот и всё, господа. Затем никаких других систем, ни классических, ни реальных — мы не признаём!
А я хоть и не видал, но знаю, — не в том штука, чтобы видючи знать — это всякий может, — а в том, чтобы и невидимое за видимое твёрдо содержать!
— Знаешь что, брат? Переезжай-ка ко мне. Вместе словно бы годить веселее будет.
— Правильно! Ну, спасибо тебе! Спасибо тебе, друг... Ну я тогда к тебе завтра же, ладно?... Завтра же и перееду, а? Глумов, ну а чего ждать до завтра-то, а? Я может тогда нынче вечером и переберусь.
— Конечно! Вместе с тобой будем по городу гулять... калачи филипповские покупать.
— Вдвоём будем годить. Вдвоем-то, верно, легче.
— Вместе будем удивлять мир отсутствием поступков и опрятностью чувств...
— Тебе сказано: погоди, — ну и годи. Я вот собственным движением сказал: «Глумов! Нужно, брат, погодить!» Купил табаку, гильзы — и шабаш! Ем, сплю, гуляю, пасьянс раскладываю, папироски набиваю — и гожу! И не объясняюсь. И тебе не советую. Ибо всякое поползновение к объяснению — есть противоположное тому, что на русском языке известно под словом «годить».
— День прошёл и слава Богу!
— Именно! Именно! Самое главное, это победить в себе всякое буйство духа. Жить — и всё.