Если вы никогда не видели звёзд, свечи вам будет достаточно.
Она знала. И он был прав. Они не могли так с ним поступить. В любом случае, она не могла так поступить с собой. Но как быть с катастрофой в её груди, на её губах, в её голове.
Именно тогда, в тот момент, мысль о Гэнси, уезжающем в округ Колумбия без него, была невыносимой. Они так долго были двухголовым созданием. Ронаногэнси. Хотя он не мог этого сказать. Была тысяча причин, почему он не мог этого сказать.
Она смотрела с подозрением.
— Ты настоящий? Прикалываешься надо мной?
— С чего ты взяла?
— Ты подонок, а это не похоже на обычное поведение подонка.
Он слегка улыбнулся.
— Не привыкай.
Гэнси остановил свою работу. На самом деле, Блу во много призналась относительно поцелуев. А именно то, что ей твердили всю её жизнь: она бы убила свою настоящую любовь, если бы поцеловала его. Было странно помнить тот момент. Он помнил, что сомневался в ней. Сейчас бы не стал. Блу была причудливой, но благоразумной, как утконос, или один из тех сандвичей, которые нарезались кружочками для затейливого чаепития.
Ронан облокотился на потрескавшийся чёрный винил двери со стороны пассажирского сидения и жевал кожаные браслеты на запястье. На вкус они были, как бензин, аромат, который Ронан находил и лёгким, и сексуальным одновременно.
Ронан поместил белые солнцезащитные очки на лицо Гэнси и посмотрел на него ещё раз. Его лицо стало мрачным на полсекунды, а потом разразился абсолютно чудесным и бесстрашным смехом. Старым смехом Ронана Линча. Нет, даже лучше, потому что новый имел лишь намёк на темноту позади него. Этот Ронан знал, что в мире полно дерьма, но всё равно смеялся.
Все пятеро — включая Чейнсо, исключая Ноа (когда они выехали, он присутствовал, но слабо) — приплыли в лодке на середину враждебно-уродливого рукотворного озера, которое обнаружили недавно. Было безжалостно солнечно. Запах поля (тёплой грязи) напомнил Гэнси об утре, когда он забрал Адама из вагончика его родителей.
Пока Гэнси шёл впереди, Ноа обратился к Ронану: — Я знаю, почему ты бесишься. Ронан ехидничал, но его пульс ускорился. — Тогда скажи мне, провидец. Ноа ответил: — Не моя работа — рассказывать чужие секреты.
Они возвращались в Генриетту на Свинье, Камаро Гэнси неистово красно-оранжевого цвета. Гэнси был за рулём, потому что, когда дело касалось Камаро, Гэнси всегда был за рулём. И разговор был о Глендовере, потому что, когда ты был с Гэнси, разговор почти всегда был о Глендовере.
— Ронан, — предупредил Ноа, — у меня плохое предчувствие.
— Это называется быть мёртвым, — ответил Ронан.
— Такие шутки смешны только живым.
— Хорошо, что я такой.
— Это пока.
— А теперь не объяснишь, почему мы находимся посреди этой лужи? — спросил Адам.
— Забытой Богом лужи, — поправил его Ронан рядом с Гэнси.
Гэнси почувствовал, как целый год изменился в его голове. Каждая ночь, когда он опасался за благополучие Ронана. Всё время Ронан утверждал: «Это не так». Первым делом он ощутил злость на Ронана за то, что тот допустил такой непрерывный страх, и облегчение из-за того, что Ронан, в конце концов, не был странным созданием. Для Гэнси было легче разобраться с Ронаном, который может сделать сны явью, чем с Ронаном, который хотел умереть.
До сих пор ничего не произошло, ну, не на самом деле. Что было почти хуже. Он был пациентом с диагнозом, которого не мог понять.
Планета постоянно вращается со скоростью тысяча миль в час. Вообще-то, она проходит по орбите вокруг солнца шестьдесят миль в час, даже если не вращается. Значит, вы можете достаточно быстро передвигаться, при этом никуда не двигаясь.
Ронан открыл дверцу со стороны водительского сидения БМВ цвета древесного угля, да так сильно, что машина качнулась, потом он рухнул в кресло так, что машину продолжило качать, а затем захлопнул дверцу, и машину стало качать еще сильнее. А потом он тронулся с места со скоростью, при которой раздался визг шин.
Ронан бросил на Гэнси весь вес взгляда своих голубых глаз, заставляя его понять, что он не получит другого ответа. Его отец велел никогда не рассказывать. И он никогда не рассказывал.
— Каковы именно ваши намерения в отношении моей матери?
— Кажется, очень ясные, — сказал мистер Грей.
Его внимание резко обострилось, как только Ронан Линч вышел из старой фабрики. Он явно состоял в родстве с Декланом: тот же нос, те же тёмные брови, те же феноменальные зубы. Но в этом брате Линч было с особой тщательностью развито чувство опасности. Это не гремучая змея, спрятавшаяся в траве, а смертельно опасная полосатая коралловая змея, предупреждающая, об этом своим окрасом. Всё в нём говорило об опасности: если эта змея вас укусит, значит, вы сами виноваты.
У Гэнси случилось ясное алогичное мгновение, когда у него упало сердце, и он подумал: «Я не понимаю, кто из моих друзей реален». Потом разум возобладал.
«Чего ты хочешь, Адам?» «Бодрствовать, когда мои глаза открыты».
Прежде всего, то, как он выразился, означало, что он мог видеть Ноа, а не каждому это давалось. Во-вторых, он был вежлив, а Блу не сталкивалась с подобной вежливостью. Вежливость Гэнси подавляла. Вежливость Адама стремилась всех успокоить. И этот человек был вежлив в остром, подвергающем сомнению варианте. Он был вежлив, как могут быть вежливы щупальца, осторожно прощупывающие поверхность, проверяя, желая посмотреть на реакцию на своё присутствие.
Аккуратно — а это было сложно, потому что Ронан никогда не делал ничего аккуратно — он поинтересовался: — А Деклан когда-нибудь говорил о снах?
У Гэнси была жёсткая политика избегать всяких склонений имён существительных до завтрака.
«Хотеть» и «нуждаться» были теми словами, которые беспокоили его всё меньше и меньше. Было и другое: свобода, независимость, постоянный остаток средств в банке, дом из нержавеющей стали в городе без пыли, блестящий чёрный автомобиль, пойти на свидание с Блу, восемь часов сна, мобильный телефон, поцеловать Блу хоть раз, пятки без пластыря, бекон на завтрак, подержать Блу за руку, один час сна, туалетная бумага, дезодорант, газировка, на минуту закрыть глаза.
Как-то Гэнси, не вдаваясь в подробности, спросил: «Разве тебе не интересно, по какой причине ты всё ещё здесь?». А Ноа ответил с поразительной проницательностью: «А разве тебе интересно, как работают твои почки?»
«Если я был твоим любимчиком, — спрашивал он у своего мёртвого отца, — то почему ты оставил мне дом, в который я никогда не смогу вернуться?»
Но во всём, что Гэнси не говорил, в каждом чувстве, что он не показывал на своём лице, он кричал: Энергетический пузырь пропал!
Только неприятность была в том, что Блу являлась ещё одной проблемой. Она, как Гэнси, хотела, чтобы он объяснил ей себя. «Что ты хочешь, Адам? Что тебе нужно, Адам?»
Ронан пробежался рукой по свое бритой голове.
— Я не хотел спутать свои волосы.
— Я не волшебник, — сказала Кайла. Блу её крутанула. Кайла все вращение беспечно и довольно смеялась. Она указала на Ронана, когда тот направился к двери.
— Но есть он. Еще избавьтесь от той маски. Будет немного противно.
Он сказал это так, будто был обычный день, как будто они вернулись из обычной поездки, как будто ничего такого не произошло. Братья Линч воевали, но это было всего лишь свидетельством того, что они оба ещё дышали. Свинья умерла, но она всегда либо умирала, либо вновь воскресала.
Блу принесла на стол кувшин с холодным чаем.
— Что это?
— Джейн! — радостно воскликнул Гэнси.
Адам сказал:
— Это гений в коробке.
— Он сделает твою домашнюю работу, — добавил Ноа.
— И будет встречаться с твоей девушкой, — закончил Ронан.
Блу нахмурилась.
— Вы все пьяные?
— Я ничего не говорил.
— Плевать, чувак, — ответил Ронан. — Я знаю это лицо. Ты был рождён в аду, ты привык.
Ронан хотел возразить этому — если Чейнсо свалится со стола, то он не почувствует её боли — но он также не почувствует боли ни одного из обрезков от своих ногтей.
Наступила тишина, нарушаемая лишь дыханием. Если бы Гэнси был Ронаном, он бы сыпал ругательствами. Если бы он был Адамом, он бы закрыл глаза. Если бы он был Блу, он бы огрызнулся в раздражении.
Но Гэнси лишь потёр пальцем губу, а затем взял себя в руки. Он немедленно стал холоден и элегантен, все истинные эмоции были скрыты в недоступном месте.
Гэнси посмотрел на него ещё раз. Это был взгляд, спрашивающий, как Ронан, как никто другой, мог быть так глуп, чтобы думать, будто бы Гэнси легко бы согласился на что-нибудь нелегальное, поспав так недолго.
Оуэн Глендовер был Королем-Вороном. Было так много историй о Глендовере, знающем язык птиц. Так много историй о воронах, нашептывающих ему секреты.
Кайла уставилась на него. Молчание никогда не принималось за неправильный ответ.
Ронан выскочил из автомобиля и хлопнул дверцей. Адам открыл для себя кое-что в Ронане Линче: тот не хотел — или не мог — выразить себя словами. Поэтому все эмоции должны были выражаться как-то по-другому. Кулак, огонь, бутылка.