Учение об апостольском преемстве недостаточно определено. В наиболее обычной форме оно появилось как результат стремления местной церкви связать свое образование с именем апостола или непосредственного ученика апостола. Несмотря на исторические трудности... сомнительно, чтобы церкви отказались бы от этой формы, особенно на Востоке, в пользу коллективной формы преемства, которая имеется в учении о коллегиальности епископов.
Таинства являются священнодействиями, совершаемыми согласно воле Божьей, в которых испрашиваемые Церковью дары Духа явлены Церкви через её свидетельство.
Всякая попытка показать, что все семь таинств установлены непосредственно Христом, заранее обречена на неудачу. Прежде всего потому, что первоначальная Церковь не содержала в раскрытом виде учения о таинствах, а затем мы не имеем никакой возможности доказать существование в апостольское время таинства Брака и Елеосвящения в том виде, в каком они определились позднее. Христос установил не таинства, а установил Церковь. Церковь не была пустой формой, которая впоследствии заполнилась тем или иным содержанием. Церковь заключала в себе все то, что в ней раскрылось.
Крайне знаменательно развитие и популярность среди русских людей молебнов. Это указывает на то, что общественное богослужение не наполняет человека вполне: ему нужна более тесная молитва более близких ему людей. Даже в Евхаристии, которая по существу есть общественное богослужение и только как таковое может совершатся, человек не выходит из своего одиночества. К Чаше подходят люди, не только не связанные любовью, но чужие и друг другу, и священнику.
Православное учение, как мы видели, признает в принципе изменяемость канонических постановлений. Точнее было бы сказать, что Церковь требует творческого отношения к современной жизни. Церковь рассматривает современность как тему и материал для своего творчества. Поэтому учение о неизменяемости канонов означает отказ от творческой деятельности и творческого отношения к современности. Однако, уйти от современности нельзя, так как современная жизнь сама входит в Церковь, и при отсутствии творческого отношения к ней, неизбежно пассивное приятие современности — простое приспособление к ней, которое всегда несет ущерб церковной жизни.
Множественность создавала единство, а единство находило свое выражение в множественности. Каждая местная церковь объединяла в самой себе все местные церкви, так как каждая местная церковь имела всю полноту Церкви, и все местные церкви были объединены, так как все они вместе были той же Церковью Божьей во Христе, которая выявлялась в каждой из них.
Все вместе собираются на одно и то же и все вместе вкушают на «трапезе Господней». Процесс индивидуализации ослабил принцип «всегда все и всегда вместе», а потому неудивительно, что он ослабил евхаристический характер церковных собраний. Наша практика является противоположностью того, что содержала древняя церковь.
Утверждая наше личное недостоинство, как препятствие к «частому причащению», мы тем самым утверждаем наше недостоинство пребывания в Церкви, так как последнее совершенно тождественно с участием в Евхаристическом собрании. Мы не только усваиваем себе суждение, которое принадлежит только Церкви, о нашем достойном или недостойном состоянии в Церкви, но мы берем под сомнение таинство крещения.
Ап. Павел говорил не о достоинстве или недостоинстве членов Церкви, как условии участия в Евхаристическом собрании, а о недостойном вкушении Евхаристических даров (1Кор.11;27)... Речь идет о тех, кто на трапезах не различал обычный хлеб от евхаристических даров. Ап. Павел имел в виду в первую очередь недостойное вкушение на трапезах и недостойное отношение к Евхаристическому Хлебу, которое естественно влекло личное недостоинство и осуждение. Для древнего христианского сознания не могло быть речи об обязанности или христианском долге причащения. Это не был ни долг, ни обязанность, а это была живая потребность, как выражение стремления к жизни, без которой наступает смерть.
... Поэтому лаик не может противопоставляться посвященным, — а только непосвященным, то есть тем, кто не в Церкви, кто не является членом народа Божьего. Церковь не знает этого противопоставления, так как она в Писании и в литургической своей жизни свидетельствует о всех, что они цари и священники Богу и Отцу. В Церкви не может быть мирян, житейских, мирских, так как Церковь не принадлежит этому эону и все вступившие в неё, получив залог Духа, пребывая в нашем веке, принадлежат будущему эону.
Церковная практика оказалась сильнее правил, а толкование правил таково, что от них ничего не осталось. То, что составляло основу жизни первоначального и древнего христианства, стало невозможным в 12 в. для исполнения.
Участие в Евхаристии для первохристианского сознания было не долгом и обязанностью — как это сейчас трактуется в церковном праве, — а живым и спонтанным выражением принадлежности к церкви. Все те, кто участвовал в Евхаристическом собрании, приступали к св. Тайнам, и не могло быть такого случая, чтобы кто-нибудь из них не причащался.
Священство принадлежит каждому, так как оно принадлежит Церкви, а потому каждый священнодействует, когда священнодействует Церковь. Народ Божий, которого сам Бог избрал, всегда свят, как свята всегда Церковь, независимо от греховности отдельных её членов. Поэтому священнодействия всегда благодатно действительны, так как недостоинство отдельных членов Церкви не делает недостойным священнодействие, совершаемое Церковью.