Слабые существа никогда не могут выйти за рамки тех представлений о мире и обществе, которые они получают, наблюдая жизнь в своих семьях.
Ему стало жутко при мысли о той обиде, которую он собирается ей нанести; ему приоткрылась та страшная сила, которой он обладал: заставить ее страдать было целиком в его власти.
Он начал туманным аккордом:
— Я странное существо.
Постепенно, каплю за каплей, Жиль влил в ее кровь яд подавленности и отчаяния. Прежде такая смешливая, простодушная, с милой непосредственностью утолявшая свои легкомысленные желания, она теперь ощущала себя погибшим, лишенным будущего существом, женщиной, которая не сумеет найти себе мужа и обречена стать дамою полусвета. В Жиле, который, казалось, погубил и обесчестил ее, она видела единственный якорь спасения. Она говорила себе, что если она не выйдет за него замуж, ей уже вообще никогда ни за кого не выйти. Она страшно боялась его потерять — и оттого теряла его.
... завтра с утра он снова уедет в поля и деревни, где расцветают снаряды и красивым цветком распускается смерть. И ничто, кроме нее, в жизни не достойно внимания.
Это ужасно — любить человека, которого презираешь.
В глубине сердца, в глубине души я глубоко удовлетворён тем, что происходит. Я всегда верил в худшее, в абсолютный упадок Европы и мира. Инстинктивно я всегда был на стороне Апокалипсиса.
Я умру с верой в «Бхагават Гиту» и «Заратустру»: в них моя истина, мое кредо. Вера самая чистая и индетерминированная, бесконечная вера в лоне скептицизма и безразличия. Вера в невыразимое, в нечто по ту сторону Бытия и Небытия. Убежденность, что в мгновение вечности, в Великий Полдень действие и созерцание суть одно и то же.
Да, люди вроде Готье, Уайльда, Мопассана, Флобера — бунтари и в то же самое время конформисты. Они хотят быть понятыми публикой, критиками, хотят стать классиками. Поэтому пишут ясно, правильно. И этот литературный конформизм, являющийся конформизмом социальным, изрядно смазывает эффект их бунтарства. <...>
Те же, что были спасены, были спасены по случайности: Рембо молодостью (но если бы он вернулся с деньгами из Абиссинии... читая его письма отгуда, иногда вздрагиваешь), Лотреамон — молодостью (и он еще успел написать Предисловие к «Стихотворениям»), Нерваль — безумием, Паскаль — смертью (если бы у него хватило времени привести в порядок свои черновики, мы получили бы холодный трактат без всяких озарений.)
... связанный предрассудками, свободного от предрассудков человека. <...>