Цитаты по тегу лицемерие

Je n’adore les biens, et sers à l’avarice,
Je n’aime les honneurs, et me les faut priser,
Je veux garder ma foi, et me la faut briser,
Je cherche la vertu, et ne trouve que vice!
          

    
              Не лицемер, учу язык похвал притворный;
Чту веру праотцев, но стал ее врагом.
Хочу лишь правдой жить, но лгу, как все кругом;
Друг добродетели, терплю порок тлетворный.
В Истории учителей отмечено, как однажды, когда Джами спросили о лицемерии и честности, он сказал:
«Какая прекрасная вещь честность и какая странная вещь лицемерие! Я ходил и в Мекку, и в Багдад и испытывал поведение людей. Когда я требовал от них честности, они всегда смотрели на меня с уважением, ибо их с детства учили, что порядочные люди всегда так говорят, и они усвоили, что нужно опускать глаза, когда люди говорят о честности. Когда я советовал им стыдиться лицемерия, они все соглашались со мной. Но они не знали, что когда я говорил «истина», я знал: им не известно, что такое истина, и поэтому как они, так и я были при этом лицемерами. Они не знали, что, когда я указывал им не быть лицемерами, они становились таковыми, не спрашивая меня о том, как этого достичь. Они не знали, что сам я становился лицемером, всего лишь говоря: «Не будьте лицемерами», ибо слова сами по себе не дают об этом представления.
Таким образом, они уважали меня, когда я поступал лицемерно. Их научили этому. Они уважали себя, в то время как мыслили лицемерно; ибо это чистейшее лицемерие — думать, что ты становишься лучше от одной лишь мысли, что быть лицемером — плохо. Путь ведёт поверх этого: к действию и пониманию, в которых не будет места лицемерию и пребудет честность, а не нечто, к чему стремится человек».
Вегетарианец, носящий кожу, это как девственница, дающая в зад.
— Солдат — это солдат. Что он может против страшной машины, которую создали вы со своими дружками?
— Вы сказали «против страшной машины». А, по-моему, в создании этой машины участвовали все от мала до велика. И многие нас поддерживали.
Лучшие из женщин – лицемерки. Мы и не знаем, как много они от нас скрывают; как они бдительны, когда кажутся нам простодушными и доверчивыми; как часто их ангельские улыбки, которые не стоят им никакого труда, оказываются просто-напросто ловушкой, чтобы подольститься к человеку, обойти его и обезоружить, — я говорю вовсе не о записных кокетках, но о наших примерных матронах, этих образцах женской добродетели. Кому не приходилось видеть, как жена скрывает от всех скудоумие дурака-мужа или успокаивает ярость своего не в меру расходившегося повелителя? Мы принимаем это любезное нам рабство как нечто должное и восхваляем за него женщину; мы называем это прелестное лицемерие правдой. Добрая жена и хозяйка — по необходимости лгунья.
— Какое кольцо ты желаешь?
— Я мечтаю о большом-прибольшом бриллианте!
— Он у тебя будет! Самый огромный в Атланте!
— А медовый месяц я устрою в Новом Орлеане, шикарнее места нет.
— Ретт, это божественно!
— А ещё приданное тебе куплю!
— О, Ретт, это великолепно... Только, пожалуйста, никому не говори об этом!
— Какая же ты лицемерка!
Я была слишком прямодушна с мужчинами и слишком доверяла им. Каждый раз мне хотелось верить им, словно это было в первый раз. Чтобы избавиться от этой слабости, потребовалось освоить искусство лицемерия.
Если я предположу, что между Землёй и Марсом вокруг Солнца по эллиптической орбите летает фарфоровый чайник, никто не сможет опровергнуть моё утверждение, особенно если я предусмотрительно добавлю, что чайник настолько мал, что не виден даже мощнейшими телескопами. Но если бы я затем сказал, что коль моё утверждение не может быть опровергнуто, то недопустимо человеческому разуму в нём сомневаться, мои слова следовало бы с полным на то основанием счесть бессмыслицей. Тем не менее, если существование такого чайника утверждалось бы в древних книгах, каждое воскресенье заучиваемых как святая истина, и осаждалось бы в умах школьников, то сомнение в его существовании стало бы признаком эксцентричности и привлекло бы к усомнившемуся внимание психиатра в эпоху просвещения или же инквизитора в более ранние времена.
Настоящей ошибкой, ложью и лицемерием было увидеть в нем нечто большее. Все бы ничего, если б позабавиться с ним месяц-другой, но растягивать эту игру на годы! А все потому, что в ее тогдашнем сентиментальном одиночестве ей было удобно верить в то, что говорил именно этот парень, и вознаграждать его собственной удобной ложью, а в результате каждый сказал то, что больше всего хотел услышать другой: «Я тебя люблю» и «Ты самый интересный человек из всех, кого встречала. Это правда. Честно».
Этот путь коварен и ненадежен. Но если ты им пошел, свернуть уже невероятно трудно, и ты говоришь «извини, конечно ты прав», «тебе виднее» и «ты — самое удивительное и ценное, что есть на свете», после чего все правдивое и честное становится безнадежно далеким и мерцает, точно недостижимый мир изумительных людей.
Разбудить человека можно только тогда, когда он действительно спит; если же он только притворяется спящим, все попытки напрасны. 
(Ты не можешь разбудить человека, который притворяется, что спит.)
Мне ещё в раннем детстве говорили, что я — чудовище. Подумаешь, открытие! Я давно поняла, почему меня все считают чудовищем. Я просто называю вещи своими именами. Не лицемерю, не делаю вид, что я хорошая и вообще вегетарианка, больше всего на свете обожаю салатик со спаржей, а не кровавый бифштекс, я не говорю в глаза одно, а за спиной другое. Я давно уже перестала себя стесняться, зачем мне врать? Ну, разумеется, это чудовищно.
— Я назначен московским опер-полицмейстером...
— Тогда я не смогу быть с тобой, с опер-полицмейстером никогда, власть это грязь, откажись, это преступно, безнравственно!!!
— Безнравственно обходить грязь стороной, а если грязь у тебя в доме, то нужно дом сделать чистым.
Добро и зло. Нет ничего глупее.
Когда ты пытаешься лишь выжить, эти понятия неизменно смешиваются.
Украсть кусок хлеба, чтобы не умереть с голода — зло? Чушь. Тогда зло и вы сами.
Причины есть у всех. Но победители и благоденствующие неизменно облекают себя в мантию добра.
Нет ни добра, ни зла, скажу я вам. Есть лишь маски людского лицемерия.
Добро и зло. Нет ничего глупее.
Когда ты пытаешься лишь выжить, эти понятия неизменно смешиваются.
Украсть кусок хлеба, чтобы не умереть с голода — зло? Чушь. Тогда зло и вы сами.
Причины есть у всех. Но победители и благоденствующие неизменно облекают себя в мантию добра.
Нет ни добра, ни зла, скажу я вам. Есть лишь маски людского лицемерия.
Да, я пошел против Папы Римского. Это случилось потому, что я приехал в Ватикан и увидел крыши из золота. А потом услышал, как Папа говорит о том, что Церковь беспокоится о бедных детях… Но, черт возьми, продай крышу, сделай хоть что-нибудь!