— За что, ***ь?
— За то, что влюбил в себя. Сука!
— По-прежнему рисуешь свои веселые картинки? Некоторые люди никогда не вырастают из своих платьев.
— Иногда с годами они идут им все больше и больше. Я влюбилась в рисование, Аманда.
— Почему каждый раз, когда тебе приносят новую картину, у тебя подгибаются колени?
— Нет, не каждый раз. Понимаешь, я смотрю на эту картину и вижу, что это влюбленные, что они любили друг друга до самой смерти.
— Аманда, это же картина! В жизни не прошло бы и двух лет, как она бы забеременела, а он загулял с официанткой из бара.
— Может быть, поэтому я и люблю искусство больше, чем жизнь.
— О чем мы только думали?
— Мы не думали, — сказал Доусон. — Мы были влюблены друг в друга.
— Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— С первого? Нет, это слишком просто. Я верю, что нужно присмотреться повнимательнее.
— Аманда, я говорила со своим психиатром. Она сказала, что у тебя была проекция. То, что ты видела, было твоим подсознательным желанием убить всех своих бывших парней.
— Почему ты говорила обо мне со своим врачом?
— Она считает, что о себе я говорю слишком много.
— Вот уж о чём я совсем не беспокоюсь, — отозвалась я. — Хоть в чехол оденьте, только чтобы он соответствовал канонам этикета.
— Чехлы канонам этикета не соответствуют, — рассмеялась Аманда, — если ты, конечно, не виолончель.
— Ты звонишь ему?
— Да, хочу спросить, не поранился ли он во время убийства.
— Замолчите! И слушайте меня! Все! Молодые, старые, лесбиянки и прочие!
— У меня на ужин будет красная форель!
— Особенно глухие!
— Настоящий кобель, верно?
— Не знаю, я в первый раз его вижу.
— Я о собаке.
Зачем вообще личная жизнь, если для счастья мне хватает работы?
— Аманда, знаешь, в чём твоя беда? Ты всех идеализируешь и влюбляешься без оглядки.
— В Нью-Йорке четыре миллиона мужчин. Почему я не могу найти себе одного, хорошего, только одного?!
— Вы не сможете произнести моё вулканское имя.
— А вы?
— Более-менее. После многолетних тренировок.