— Объясните суду — почему двадцать лет все было хорошо, и вдруг такая трагедия?
— Извините, господин судья, двадцать лет длилась трагедия и только теперь всё должно быть хорошо!
— Встать! Суд идет!
— Да здравствует наш суд, самый гуманный суд в мире!
— Прошу садиться. Садитесь, садитесь…
— Спасибо, я постою.
— А вам не кажется, что вы слишком романтичны? И в то же время слишком жестоки?
— Жестокий романтизм — порождение эпохи.
— Солдат — это солдат. Что он может против страшной машины, которую создали вы со своими дружками?
— Вы сказали «против страшной машины». А, по-моему, в создании этой машины участвовали все от мала до велика. И многие нас поддерживали.
— Большие политики всегда готовы признать свои ошибки.
— Это было ошибкой напасть на Ирак в 2003 году...
— И чему вы научились на этих ошибках?
— Это было правильно в 2011 году — напасть на Ливию.
— Он приехал помочь аристократам сорвать наш праздник! Он сам аристократ — он говорит как аристократ!
— Я?! Да я своими руками прикончил одного аристократа, еще за два года до революции!
— Молчать!
— Вы еще не додумались взять Бастилию, а я уже убил одного барона!
Хотите убить человека — не убивайте его. Убейте его семью.
— Ты прыгал с парашютом?
— Нет! Зачем?!
— Тебе надо попробовать, это тебя кое-чему научит. Знаешь, я один раз прыгал, и основной парашют не открылся; я воспользовался запасным, и он тоже не открылся. Я так просто падал на землю. И когда я зацепился за верхушки деревьев — я понял смысл жизни.
— В чём же он?
— Жизнь — дерьмо, настоящее дерьмо!
Не следует попирать законы. (Если заплатишь деньги, я возьму свои слова обратно)!
Те, кто никогда не нарушает закон, не поднимаются в положении. Обычно их убивают тем или иным путем, так как у них недостаточно инициативы выживания. Для тех, кто, подобно вам, нарушает закон, ситуация иная. Закон строго наказывает их – если им не удается обойти его.
Государство, разъедаемое коррупцией, становится нежизнеспособным. Ему грозит опасность рассыпаться при первом же серьезном испытании.
— Вы можете описать, как он выглядел?
— Высокий, с большими зубами... нескладный такой...
Да, теперь он на ней никогда не женится.
…не надо пережевывать то, что тебя гложет.
Вы будете повешены непременно за шею и провисите так, пока не умрете, да смилуется Господь над вашей заблудшей душой. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
— Повесить этого мерзавца! Вздёрнуть негодяя!
— Повесить мы его всегда успеем, но надо же и выслушать его перед этим. Потому что после этого он вряд ли сможет что сказать.
— Сколько тебе лет, Булат Балагур?
— О справедливый судья! Мне столько лет, сколько умных мыслей в голове моего осла.
— А много ли умных мыслей в голове твоего осла?
— Ровно на одну больше, чем в твоей голове.
— Не очень-то он умён, твой осёл, Булат Балагур!
— Что поделаешь, господин судья, — осёл...
— Отвечай мне на последний вопрос: зачем ты хотел украсть ковёр-самолёт?
— А если я скажу неправду, что мне будет?
— Ты распростишься со своей головой!
— А если правду?
— Тогда твоя голова распростится с тобой!
— Цена одна, хоть товары разные!
Многие браки, кажется, и заключались только для того, чтобы долгие годы накапливать основания для развода.
— Как настроение сторон?
— Спасибо, хорошее.
— А у вас мистер Рид?
— Я немного расстроен из-за вчерашнего неудачного секса.
— Он давлеет на свидетеля!
— Но это его свидетель!
— ... Обычный аквариум объемом 2-2,5 тысячи литров...
— Как вы думаете, он мог передвинуть его незаметно?
— Он же фокусник, спросите у него!
— У вас есть юридический опыт?
— Типа того.
— Как это типа того?
— Я провел половину жизни в тюрьме.
Дело Кэри Агоса. У этого дела больше ремейков, чем у «Человека-паука».
Как правило, Страшный суд снится гражданам, граждане не снятся Страшному суду.
— Я намерена игнорировать вердикт!
— Нельзя игнорировать вердикт.
— Какой вердикт? Видите, я его игнорирую!
— У меня вопрос к Е350.
— Счастлив я, сбылась мечта существования моего.
— Во время первого выхода на планету, ты употребил понятие — «страшно»?
— Страх испытал, употребил по делу.
— Роботы не испытывают страха!
— Всякому жить хочется, даже железяке бессмысленной. Это и есть страх.
— Вы издеваетесь над судом, сэр?
— Нет, это вы издеваетесь над этим судом, также как над правосудием, истиной и свободой, но так не будет продолжаться вечно.
— Они меня провоцировали!
— Провоцировали на что?
— Провоцировали... Ни на что. Но они явно пытались!