Дружелюбие можно изобразить. А вот с умом, к сожалению, такой фокус не пройдет.
С женщиной нужно быть жестким и строгим: причинять радость, наносить добро, подвергать ласке!
Это всё? Твой ум шире, чем наши окрестности!
Да... А ты разве не читал сказки? Герои всегда гибнут, ну, разве что у героя нет закадычного дружка... Тогда? Тогда умирал дружок. О, теперь я понял, в чём подвох!
— Ты же убиваешь! За деньги!
— И каждый вечер прошу Создателя отпустить мои грехи. Что я, по-твоему, чудовище какое?
— Но ты же потом совершаешь те же самые грехи.
— Создатель меня ни разу не упрекнул. Чего ж тебе надо?
— Тогда мне непонятно, почему он покинул Свои творения. По-моему, это чудовищная безответственность.
— Он покинул нас, потому что мы захотели идти собственным путём, пускай даже самим себе во вред, а Он не в силах был взирать на это.
— Но откуда тебе это знать? У Него самого ведь не спросишь. Быть может, Он просто ушёл к новому творению, а старое бросил как удручающую ошибку, о которой лучше забыть.
— Мне не нужно это знать, потому что у меня есть вера. Я верю в Него и чувствую Его надежду и любовь.
— Вера. Как быстро те, кто не может ответить на вопрос, вспоминают это слово.
Бдительность — в мире. Победа — в войне. Жертва — в смерти.
На войне нет невиновных, есть только живые и мертвые, и у каждого из них своя вина.
Легенды, сказки — ложь и заблуждение... Своим умом вы думать не привыкли?
Если хочешь изменить мир, лучше приступай к этому немедленно. Работы у тебя будет невпроворот.
Мы верим в то, во что хотим верить. Иначе не бывает.
Порой сердца людей чернее любого порождения тьмы.
Для этого я и существую. Рассказывать горькую правду и острить в промежутках.
— Что-что?
— Покувыркался с начальством?!
— Не понимаю...
— Траву, говорю, помял?
— О чем ты?!
— Порезвился, если хочешь.
— О чем ты говоришь?!
— Попрыгал лежа, поездил на двуногой лошадке, поиграл в зверя с двумя спинами?!
— Ты это все прямо сейчас придумал?
— Не, всю жизнь собирал...
— Слушай, ты же всю жизнь был храмовником. Выходит, у тебя никогда этого не было?
— Не было? Чего не было?
— Ну, ты меня понимаешь... Ну, этого.
— Я не понимаю, о чем ты! Чего «этого» я не пробовал? (перечисляет всякую еду)
— Не держи меня за дуру! Ты когда-нибудь занимался этим?
— Чем?! Ааа... Лизал ли кувалду на морозе? А ты?
Любовь и красота уходят. Смысла нет в них. Во власти же он есть.
Есть ли религия, не приправляющая веру виной, как обжора – пищу специями? Я таких не знаю.
— Мне кажется, ты должен знать, что убийство — это плохо.
— Прости… ты ко мне обращаешься?
— Поэтому ты хотел расстаться с Воронами. Угрызения совести.
— Да, так оно и есть.
— Шути, если хочешь, но я чувствую, что в глубине души ты сожалеешь, что вёл такую жизнь.
— Верно. Я обо всём этом сожалею.
— Ну, что это за вечное детство? Неужели ты хоть раз не можешь поговорить серьёзно?
— Знаю. Я ужасен, и от этого мне грустно. Можно прижаться к твоей груди? Я хочу поплакать.
— Уверена, ты можешь поплакать и не на моей груди.
— Я говорил тебе, что я сирота? Я никогда не видел своей матери.
— О-хо-хо… Сдаюсь.
Я подталкиваю историю, когда это нужно. Но иногда её приходится пинать.
О, мама милая! Как ты нежна со мной выбрасывая за порог. Я с теплотой об этом буду вспоминать...
Да нет, мои родители меня любили... И моё имя — результат победы любви над разумом.
Любовь — это слабость. Любовь — это рак, который разрастается внутри человека и принуждает его делать глупости. Любовь — это смерть. Любовь, о которой ты мечтаешь — это то, что для человека важней всего, важней даже самой жизни. Мне такая любовь не ведома. Мне ведома страсть. Уважение равных. Нечто куда более ценное.
Только дураки сражаются за право стать хозяином дома, который охвачен огнём.
Если раньше можно было прятаться от отчаяния, то теперь оно явилось и помахало ручкой.
Я в детстве как-то раз запер себя в клетке. Хорошее было время.
Вы, люди, постоянно хотите стать лучше, чем вы есть на самом деле. Крестьянин хочет стать купцом, а купец королем. Надо находить счастье в своем долге. Если крестьянин купит прилавок, он не станет продавцом. Он станет крестьянином за прилавком. Одна жизнь — один долг.
(Ни у кого нет своего места. Крестьяне хотят быть купцами, купцы бредят дворянством, а дворяне становятся воинами. Никто не доволен тем местом, которое занимает.)
Мы — Серые Стражи. Мужчины и женщины любой расы. Воины и маги, варвары и короли. Четыре столетия мы несли службу и ждали возвращения порождений Тьмы. Есть те, которые сомневались и позабыли, но наш долг — помнить вечно. Вот что значит быть Серым Стражем. Нас осталось мало, но порождения Тьмы должны быть остановлены — здесь и сейчас! Обратного пути нет. И да поможет нам Создатель...
— Ну да, конечно. А почему бы и нет?
— Прошу прощенья?
— Ну, я б тебе кинул палку. Почему бы и нет?
— Палку?
— Ага. В любое время. Лучше всего в темноте.
— Полагаю, я должна быть польщена.
— Не знаю, что это за поза, но если тебе так привычней – само собой.
Имена красивы, но бесполезны.
— Если король Кайлан желает, чтобы Серые Стражи позаботились о сигнальном огне, Серые Стражи это сделают.
— Я всё понял. Всё понял, но знайте — если король захочет, чтобы я вырядился и сплясал ремигольд, я пас. И не важно, положит это конец Порождениям Тьмы или нет.
— Хотела бы я на это посмотреть.
— Ну, может, для тебя я и сплясал бы, но только если платье будет красивое.
— Прекрати это.
— (смеётся) Прекратить что?
— Смотреть на меня и хихикать!
— Ты такой большой и грозный. Сразу и не подумаешь, что ты такой добряк.
— Хватит! Я воин Бересеада! Я не добряк!
— (хихикает) Добряк.
— …(жалобно) Ненавижу людей.
— Полагаться на слова людей — верх глупости.
— Они такие невежественные и слабые, даже лучшие из них.
— В Пар-Волене есть похожее создание. Его называют обезьяна. При испуге оно дико орет и кидается испражнениями.
— О, как это похоже на людей. Они, случаем, не родственники?
— Вполне возможно.
— Зарумянился я от страха, что ты высосешь из меня всю кровь после того, как покончишь с ним.
— Алистер, если б мне захотелось что-то у тебя пососать, ты узнал бы об этом первым.
— Говорят, когда-то в Ферелдене был король, который так пускал слюнки при мысли о своей обожаемой особе, что при нем постоянно находился особый слуга — утирать его величеству подбородок.
— Ты все это выдумала.
— Вовсе нет. Короли древности были бы рады, что их потомок недалеко ушел от своих благородных корней.
— Морриган, мне бы хотелось узнать… веришь ли ты в Создателя?
— Конечно нет. Мне не свойственен примитивный страх перед луной, а потому не приходится верить в сказки, чтобы спать по ночам.
— Стало быть, всё это лишь игра случая? И то, что мы все оказались здесь — одно только счастливое совпадение?
— Бесполезно и пытаться поставить порядок выше хаоса. Природа по самой своей натуре хаотична.
Любовь – это плод, который портится, не успев созреть, кислый плод лишь со смутным намёком на прежнюю сладость.
— Не хочу никого обидеть, но, может, позволишь мне? У меня всё-таки рука набита.
— Валяй. Покрасуйся.
— Ха! Посмотрим... Когда это я в последний раз засовывал руку в тёмную нору? Хм... А, помню. Долгая история.
Как говорил мой учитель, «оглядывайся назад только в засаде и в спальне».
Знаешь, что лучше всего в королях? С ними не останешься без работы. Или они заказывают, или их.