— Пусть вас не обманет его возраст. На самом деле он хитрее, изворотливее и проворнее любого вампира, и проведет любого как мальчишку.
— Ты это испытал на собственном опыте, — хохотнул Себа. — Помнишь, как ты задумал выкрасть полбочки моего лучшего вина и подменить его каким-то пойлом?
— Прошу тебя, не продолжай, — страдальчески ответил мистер Джутинг. — Я был тогда молод и глуп. Не напоминай мне об этом.
— Что тогда произошло? — спросил я, наслаждаясь смущением вампира.
— Расскажи ему, Лартен, — сказал Себа, и мистер Джутинг кивнул с покорностью ребенка.
— Себа первым успел к бочке, — пробормотал он. — Опустошил ее и подменил вино уксусом. Я проглотил с полбутылки, прежде чем сообразил, в чем дело. Полночи меня рвало.
— Не может быть! — расхохотался Гэвнер.
— Я был юн, — проворчал мистер Джутинг. — И жизни не знал.
— Но я многому научил тебя, Лартен, не правда ли? — заметил Себа.
— Как вкусно, — промычал я.
— Лучше не бывает, — подтвердил Гэвнер.
— А вы почему не едите бульон? — спросил я мистера Джутинга, жевавшего черствый хлеб.
— Бульон из летучих мышей мне вреден, — ответил он.
Моя рука застыла на полпути ко рту. Сочный кусок хлеба, смоченный бульоном, шлепнулся на стол.
— Бульон из летучих мышей? — пискнул я.
— Конечно, — подтвердил Гэвнер. — А ты думал из чего?
Я уставился на темную жидкость в миске. В неверном свете я наконец разглядел тонкое кожистое крыло, что выглядывало из жижи.
— Кажется, меня тошнит, — простонал я.
— Не глупи, — фыркнул Гэвнер, сдерживая смех. — Когда ты не знал, из чего приготовлен бульон, он тебе понравился. Представь, что это замечательный куриный супчик.
Мы гордые создания, Даррен, мы живем, соблюдая кодекс чести. С нашей точки зрения, лучше лишиться жизни, чем лишиться чести.
У каждого из нас есть место назначения, в которое мы обязаны прибыть вовремя.
— Мой учитель был справедлив, но строг. Когда я сказал ему о том, что передразниваю его, он стал пристально следить за моей речью. Стоило мне сказать «щас», «ага» или «не-а», он выдергивал у меня из носа волосок!
— Ух ты!
— Это правда.
— Щипчиками?
— Нет, ногтями.
— О-о-о!
— Я просил его не делать этого, обещал никогда не подражать ему. Но Себа любил доводить начатое дело до конца. После нескольких месяцев такого наказания мне в голову пришла блестящая идея — прижечь волоски в носу раскаленным докрасна шомполом — никогда не пробуй это повторить! — чтобы они больше не росли.
— И что было потом?
— Тогда он принялся выдергивать волоски из еще более нежного места.
— Какого?
— Не скажу, это слишком стыдно.
(Позднее, оставшись с Себой наедине, я задал ему тот же вопрос. Он насмешливо подмигнул и ответил: «У него из ушей!»)