Мы здесь живёт в тепле и уюте, и нам так легко абстрагироваться от всего того ужасного и страшного, что творится за пределами нашего маленького мирка. Но когда я бываю в Лондоне, когда вижу, как просят подаяние на улицах десятки искалеченных солдат-инвалидов, то понимаю, что любая война влечёт за собой обнищание людей. Это, так сказать, ее неизбежный эпилог.
Господь не в силе, а в правде.
У нас было много богов, одни теперь на свалке, другие — в музее. Сделаем же богом истину. И будем отвечать перед ней каждый за своём, а не как нас учили — всем классом, всем курсом, всем коллективом… Всем народом… Будем милосердны к тем, кто заплатил за прозрение больше нас.
На могильной плите сына выбила: «Помните, люди: он погиб ради жизни живых». Теперь я знаю, что это неправда, не ради жизни живых он погиб. Сначала обманули меня, потом я помогла обмануть его. Мы все так умели верить! Я твердила ему: «Люби Родину, сынок, она тебя никогда не предаст, не разлюбит». Теперь я хочу другие слова написать на его могиле: «За что?!»
Тех, кто решался на самострел, презирали. Даже мы, медики, их ругали. Я ругала:
— Ребята гибнут, а ты к маме захотел? Коленку он поранил… Пальчик зацепил… Надеялся, в Союз отправят? Почему в висок не стрелял? Я на твоём бы месте в висок стреляла…
Клянусь, я так говорила! Мне они тогда все казались презренными трусами, только сейчас я понимаю, что это, может быть, и протест был, и нежелание убивать. Но это только сейчас я начинаю понимать…
Чтобы быть убедительной, ложь должна содержать хоть чуточку правды. Как правило, много не надо, достаточно капли, но это необходимо.
Никогда нельзя быть уверенным в женщине, которую любишь.
Книги — особый предмет, сродни волшебной палочке. Пропуск в иной мир. Бегство. Книги могут стать лекарством и помочь справиться с житейскими передрягами.
«Нам нравится быть не собой», — написал Альбер Коэн. Может быть, мы потому и влюбляемся иной раз в полную свою противоположность. Надеемся на дополнение, преображение, метаморфозу. Ожидаем, что сблизившись с антиподом, станем полноценнее, богаче, шире. На бумаге это получается хорошо, в жизни — в редчайших случаях.
Понятие «свобода» для меня никак не связано с либерализмом. Свобода – это внутреннее состояние человека.
Пристрастие читателей к детективам позволило мне прожить сказочные десять лет, став одним из немногих авторов, живущих за счет своего пера.
Взрослые любят поиграть в страшилки. Им нужны страшные сказки, чтобы совладать с собственными страхами.
Мои фантазии — мое спасение, дармовой билет на самолет, уносящий от скучной действительности.
Будь вокруг нас столько ужасов, как у вас в романах, нам бы несдобровать.
Если у меня в руках нет книги, если я не думаю о той, какую напишу, я готов завыть от тоски. Жизнь можно терпеть, только если от нее спрячешься.
Зачем говорить, что любишь, если не можешь защитить?
Правда! Правда! Ты только и знаешь, что твердишь слово «правда»; а ты уверен, что сможешь ее выдержать?!
— Прошлое прошло. Это аксиома. И его не изменишь.
— Прошлое определяет настоящее.
Жить без лжи не значит не иметь секретов.
В жизни каждого человека должен быть духовный идеал, к которому бы он стремился. Люди отличаются друг от друга по характеру, умственным и физическим способностям, и поэтому их идеалы тоже должны различаться.
Будущее человека определяют его поступки и поведение. То, кем мы станем в следующей жизни, зависит от нашего поведения.
Мысли умирающего определяют его дальнейшую судьбу, ибо таков закон природы.
Кто умеет делать добро, и не делает – тому грех.
— Невозможно помочь человеку, который не хочет себе помочь.
— Тому, кто хочет себе помочь, от других помощь не требуется.
— Это не твоё дело — злиться на бабушку.
— Но что я могу поделать, если всё равно злюсь. Как можно быть такой чокнутой? И почему мне никто не рассказывал, как всё было на самом деле? И почему теперь, когда я всё знаю, я всё равно так безумно по ней скучаю?!
— Всё не так просто.
— Всё не так просто, если тебе никто не объясняет, в чем дело.
Пьяницы устроены так же, как монстры: если на них не обращать внимания, они исчезают.
Книги (писать) обязательно хорошие, и если тебе не дан Дар сочинительства и ты это смутно сознаёшь, — то не надрывай задницу, она никогда не превратится ни во что иное. Если и это не понимаешь, то убейся об стенку или родись обратно.
Всё судьбоносное происходит только случайно, ведь по-другому Судьба не умеет.
Иногда обстоятельства бывают сильнее нас. Окружающий мир не всегда такой, как нам хочется.
Женщина способна без малейших угрызений совести убить того, кто похитил ее дитя.
Странно, что газеты всегда больше интересуются палачами, чем героями. Видать запах дерьма продается лучше, чем аромат роз.
— Полуправды не бывает?
— В том то и дело, что бывает. Есть такая правда, которую нельзя вываливать сразу.
У меня есть недостаток: я не верю в хорошие новости.
За свою долгую карьеру я уяснил, что если исключить выходки неуравновешенных людей, то остаются убийства только двух типов: с целью наживы или под действием страсти.
История народов трогает читателей только тогда, когда связана с людьми из плоти и крови, с которыми можно себя отождествлять. Без этого даже самые подробные отчеты, даже самые кошмарные ужасы остаются лишь цепочками событий и дат.
Раз за разом встает один и тот же вопрос: как власти удается превращать нормальных людей в заплечных дел мастеров, как может отец семейства возвращаться домой, целовать жену и детей после того, как целый день мучил и убивал других женщин и детей?
Пора было понять, что с ходом событий шутки плохи. В жизни существует порядок, который нелегко нарушить.
За годы занятия журналистикой он научился никому не доверять.
Когда дерьмо попадает на вентилятор, все вокруг оказывается в дерьме.